Сидя на краю ванны и болтая ногами, я задумчиво рассматривала пресловутую вторую полосочку. В папе нашем я была уверена. Не уверена я была в себе: я же никогда не делала ничего подобного! Вдруг у меня не получится???

Девять месяцев я уговаривала себя, что существование (а главное, воспроизводство!) человечества подтверждает: родить - дело вполне реальное.

Вторая проблема, которая меня начала угнетать месяце на третьем, была у него же даже зубной щетки нет! Вот далась мне почему-то эта щетка. Не коляска, не кроватка, не конверт на выписку: (К слову, зубной щетки у нас нет до сих пор, зато игрушки не влезают в две большие коробки).

Сыну было решено назвать Егором, ибо количество двоюродных Дим и Никиток зашкаливало за все разумные пределы, а остальные варианты не интересовали в принципе. В пику Лукьяненке парня назвали в честь Борхеса. Хорхе Луиса. Правда, бабушка что-то робко говорила про своего отца, нашего прадедушку Георга (Хорьха), но пусть это останется на ее совести.

Нет, сначала-то мы не были уверены, что Там Сидит Егор. Версия Маши тоже рассматривалась: Торговля за имя шла просто бешеная! Папа считал, что дочу надо назвать Славяной, и разговаривать не о чем! (Далее читать страшным загробным голосом). В половине пятого утра накануне первого УЗИ мама распинала папу со словами: А девочке с этим именем ЖИТЬ! - (отсюда и до конца реплики на пол-тона выше, робко) - Может, все-таки Юлей назовем? Не просыпаясь, папа молниеносно отреагировал: Ненавижу римские имена! К началу седьмого сошлись на Маше:

Я вот думаю: зря, что ли, торговались? Может, Маша - это то, чего нам не хватает для полного счастья?

И все-таки, когда на двадцати неделях врач- узист сообщила: Мальчик! , улыбка у меня не влезла в тротуар. Пришлось половину ее катить по проезжей части. Машины аккуратно объезжали мою дикую улыбочку, а я едва сдерживалась, чтобы не сообщать каждому прохожему: А у меня сын будет!

Однако чем ближе был час Х , тем больший трепет возникал у меня в коленках. Или, может, ногам просто было тяжело таскать пузо? Наконец, четвертого сентября жизнь показала мне свой хищный оскал. Нет, до самих родов оставалось еще три недели, но:

Дело в том, что нас, беременных, было четверо подружек, с разницей по срокам в две-три недели. (Честное благородное, не сговаривались!) Я была третьей. Первая подруга рожала в другом городе, и ее роды тогда казались мне чем-то абстрактным: А вот когда четвертого листопадничка мне позвонили и сказали: Таня родила девочку , я поняла, что значит фраза: Отступать некуда, позади Москва .

Предстартовая координация

За пару дней ДО я пришла к Танюшке посмотреть на настоящего маленького человека. Вместо халата мне выдали чистую и свежеотглаженную рубашку Надюсиного (так назвали Егоркину подругу) дедушки, ибо только в нее мы с сыной могли влезть вместе

В кроватке лежало крохотное и глазастое. И какало. Какало оно, конечно, в памперс, но выражение личика сомнений не оставляло. И тут у меня впервые закралось подозрение, что мама из меня таки получится. Ибо процесс вызвал у меня бешеное сочувствие.

Лирическое забегание вперед. Роддом. День третий. Коридор послеродового отделения. Стоят две идиотки с кретинскими улыбками, и восторженно делятся особенностями первого покака: Ваша покорная идиотка поймала в зеркале собственный взгляд, и с ужасом поняла, что такой сияющий в последний раз был в далекой :) юности, когда она была чудовищно влюблена

А погляд на девушку Надю меня успокоил. Чего там рожать-то? - подумала я, и ушла счастливая. Надюша родилась 2800:

Драматическое забегание вперед. Просьба из сострадания не смеяться. Егор оказался 4157.

Выход в открытый космос

Настроение третью неделю прыгало от Ну, когда уже? до А может, не надо? Спать получалось плохо, по ночам приходили страшные звери Предвестники (схватки Брекстона - Хикса). В этот раз спать не выходило и днем. Схватки шли нерегулярно - через час, через три, через полтора - сериями минут по пятнадцать. С горя я отправилась звонить Тане, выяснять какие-то подробности про роды. И вдруг:

Сначала была дииииииикая боль, я даже выронила трубку. Потом сразу чпок , будто разорвали лист пергаментной бумаги. И сырость

Никогда не делайте как я! Ибо, позвонив нашему папе, чтобы искал машину, я пошла бриться. А схваточки сразу пришли серьезные: Да еще пузо, которое Очень Мешало. Когда через 40 минут (!) я вытекла из ванной, схватки были уже через десять минут. А ехать предстояло с Юго-Запада на Химмаш. Через пробки. В четыре вечера субботы

В общем, в приемку я вползла. Скручивало каждые 1,5-2 минуты. И это меня еще никто не предупреждал, что мне таким образом развлекаться добрых шесть часов. Спихнув нашему папе одежку, я покарабкалась за медсестрой на второй этаж.

Первое, что я услышала в родовом отделении, был ор. Мамочки, мамочки, не могу больше! Не могла больше девушка часов пять: Вот что значит здоровые легкие и голосовые связки. Часу на четвертом меня начала грызть обида. Лежу я тут как порядочная, тихо стону, стараюсь думать о том, что родовая бригада тоже люди и такой вой вынуждены слушать каждый день, поэтому их жалко. А она - орет! А мне - нельзя???

Поддержало меня героическое Молчаливое Большинство. Рожало нас в приснопамятный вечер 24 сентября человек шесть, и пятеро молчали

Папы нашего мне было не надо. Вообще никого и ничего было не надо, я была счастлива, что от идеи партнерских родов мы отказались. В какой-то момент из черного с прозеленью омута вынырнуло лицо акушерки и сказало: Ты еще не тужишься? Тужься немедленно! А если я рожу? - жалобно сказала я. Без нас не родишь! - убегая в соседнюю родовую, сурово ответила врач-акушер Мира Максудовна, чью фамилию я постеснялась спросить. А зря. Потому что родила она нас замечательно!

Кажется, я рожаю! Подойдите, пожалуйста! - робко воззвала я. Да не рожаешь ты еще, - отозвалась Мира Максудовна. - Рано тебе . Где-то через полчаса меня прижало так, что я напрочь забыла о вежливости. По-дой-ди-те! - прорычала я. На большее не хватило дыхания.

Мира Максудовна почти вбежала в родовую, осторожно втолкнула обратно начавшую прорезываться головку, и повела меня на уже подготовленный стол.

Изгнание прошло моментально. Ну, минут за двадцать. Жууууткое напряжение, когда надо было удерживаться от потуг и дикое облегчение, когда мне разрешили вытолкнуть головку. После этого тельце, показалось мне, просто выскользнуло.

К этому моменту остальные роженицы уже отстрелялись , поэтому все - и врач, и медсестры - пришли смотреть на нас.

Егор, багровый и суровый, прокашлялся и басом заорал: МАа! МАа! Родовая легла от хохота:

Когда меня вывезли на каталке в коридор, я вытащила предусмотрительно заначенный сотовый и позвонила - отныне уже - счастливому отцу: Можешь пить свой марочный коньяк