Захотелось рассказать о нас. О беременности и о том, как я рожала. В роддоме.

Сегодня моему сокровищу исполнилось 2,5 года! И в памяти все снова ожило…

Я поняла, что забеременела в «тот самый» момент. Но месячные, почему-то, начались вовремя. Поначалу я расстроилась, но вскоре узнала, что фирма, в которой работаю, ликвидируется, а мы все – свободны. Решила – значит так надо и начала предохраняться с удвоенной силой и искать новую работу. Спустя месяц – задержка. Как? Почему? Мы ведь осторожны были… И тут я вспомнила: мама рассказывала, что у нее со мной омовение было; а вдруг все-таки тогда все получилось? Эта мысль осенила меня в воскресенье рано утром. Я растолкала мужа и отправила бегом в дежурную аптеку…

Одна полоска… вторая… нет, вторая неяркая какая-то… нет, яркая… ур-р-ра! Я беременна! ...Боже! Я беременная… и безработная… кто теперь меня на работу возьмет? Эмоций было слишком много от радости до испуга, от страха до восторга, они сменяли друг друга ежесекундно, я даже не успевала их отследить. Потом с разбегу плюхнулась в кресло, свернулась калачиком и зарыдала – до сих пор не знаю, отчего именно я ревела - от счастья или от страха. Муж подошел ко мне: «Ты чего?». В ответ я молча показала ему «полоски». «Ну, и что это значит?» «На упаковке прочти» - только и смогла вымолвить я. И он прочел. Таким радостным я его еще не видела! Он разве что в пляс не пустился, но потом посмотрел на мою усилившуюся истерику и в минуту повзрослел, и успокаивать меня стал как-то по-другому – по-взрослому.

Без работы я осталась уже в конце третьего месяца, но дома мне понравилось. Я расцвела. Похорошела буквально на глазах! За неделю после теста! Мне пророчили сына. Все, кроме двух моих подруг недавно родивших сыновей, те сразу сказали: «Девица!». На УЗИ в 20 недель на вопрос «Кто?», - врач сказала: «Подожди, не видно». Затем долго-долго пыталась рассмотреть, я несколько раз меняла положение, но в итоге: «Не-а, не дается! Но по положению могу сказать – девочка – только они так шифруются! Парни, те сразу свое хозяйство «с гордостью» напоказ выставляют». И так все 3 раза, что я делала УЗИ: «Кто?», - и в ответ: «Подожди, не видно». Но все вокруг по-прежнему настаивали на мальчике, мол, УЗИ же не показало. И я смирилась, даже имя выбрала – Андрейка, хотя мечтала только о дочери. Да и вообще в моей семье уже давно не рождались мальчики.

За всю беременность со мной не было никаких проблем, кроме того омовения, из-за которого мне и поставили спорный срок. Я не знала ни токсикоза, ни изжоги, ни гестоза, ни перепадов давления – я была спокойна и счастлива. Такая беременность навевала мечты о домашних родах с мужем. Остановило лишь то, что у мужа рабочий график был «безлимитным» и отпустить с работы в рабочее время (9-23) его могли разве что на собственные похороны. По этой же причине был выбран роддом по месту прописки – там мама и сестра живут – хоть кто-то будет навещать. Да и потом все те же подруги его хвалили, и отзывов я о нем накопала хороших.

Мы ждали «сынулю» с 17 марта по 1 апреля – это предполагаемый мною срок, врачи ставили 1-14 апреля. 15 марта я заранее переехала к маме. В тот же вечер у меня начались схватки. Поехали в роддом. Ночь я провела в родблоке, к утру все стихло, схватки оказались ложными и меня перевели в патологию. Через две недели – 28 марта – я ушла из роддома т.к. никаких признаков приближающихся родов у меня не было – пробка не отходила, даже живот не опустился. А живот у меня был хоть и очень маленький, но высоченный – я дышала как старый астматик – лялька удобно расположилась на диафрагме и сдавливала дыхание. Рядом со мной никто не мог долго находиться от моего тяжелого сиплого громкого дыхания, дыхание сбивалось и всех окружающих.

Ложные схватки уже не прекращались вплоть до возвращения в роддом, но раскрытия не было. Я уже уставала от пустых бесконечных схваток и одышки, спала на клеенке, на случай отхождения вод, мне вдруг стало тяжело передвигаться, хотя прибавка в весе была всего 12 кг. Периодичность схваток доходила иногда до 3-5 минут, они были сильными и затяжными, так продолжалось 2-3 часа и снова затишье на сутки-двое. Чего мы только не делали! И уговаривали малыша – рассказывали как сильно мы все ждем его появления и что все уже готово и кроватка и коляска его ждут, и что нам уже не терпится полюбоваться и взять на ручки наше сокровище и т.д. и т.п.; и прибегали к всевозможным народным способам провокации родов – все было бесполезно. Я кайфовала от беременности, а малек, похоже, кайфовал внутри и выбираться оттуда не собирался в принципе. Мне казалось, я никогда не рожу.

9 апреля я вернулась в роддом. Врач сказал, что по моим срокам я уже перенашиваю и по их – на гране, и что если до 14 сама не рожу – 15-го утром простимулируют. Назавтра вечером у меня заболела голова, сонная дежурная медсестра лениво измерила мне давление, дала папазол и отправила спать. Следующей ночью боль повторилась, другая дежурная сестра измерила мне давление и срочно вызвала врача. Боль усиливалась, я приложила холодное мокрое полотенце – не помогало, и я заплакала, не в силах терпеть. Было три часа ночи. Пришел врач: «А что мы плачем? Ну, подумаешь, схваточки!». «Какие, на хрен, схваточки, - не удержалась я от крика, – у меня голова болит!». Он повернулся к сестре: «Давление измерили?». «140 на 80» - тихо сказала она, подавая ему мою карту. Услышав это, я испугалась – у меня же всегда 110 на 70! «Пеленочку и в смотровой» - обратился ко мне врач и стал изучать протянутую ему карту. Я пошла в палату за пеленкой и услышала за собой звук въезжающей каталки, обернулась: «Ложись», - сказала сестра, поправляя на каталке простыни. «А в смотровой?». «Он сказал везти тебя в эклампсию». «А вещи?». «Сами соберем. Ложись». Я легла. Потянулся потолок в клеточку… лифт… опять клеточка… и вдруг свет - яркий, режущий.

Нам навстречу вышли человек пять. Меня приняли, привезли в бокс, переложили на кровать. Дальше эпизод из «Скорой помощи»: лежу я, и вокруг меня пять человек работают: берут анализы, ставят катетер с капельницей, делают уколы, измеряют давление… быстро и спокойно. Через пять минут все было сделано. Попа моя была исколота до дыр, вены спрятались… Ко мне подошла врач, на сей раз женщина, очень пожилая: «Мы пытаемся стабилизировать твое давление, тебе надо поспать». «А что потом – опять в патологию?». «Нет, милочка, отсюда в патологию еще никто не возвращался. Рожать будем, поэтому и надо отдохнуть», - улыбнулась она, и мне стало хорошо – ну, наконец-то завтра я рожу! Она ушла, оставив рядом со мною дежурить акушерку. Мне хотелось пить от влитой магнезии, и акушерка по моей просьбе принесла питье - компот. Через некоторое время пришел анестезиолог – я его знала, потому что он из нашей палаты девочку на кесарево забирал, - спросил, что мне вкололи, акушерка показала ему список на бумажке, он прочел и добавил: «Так… хорошо. Еще это и это в попочку, это и то в вену, и это в капельницу», - и ушел. Утром вернулась пожилая врач: «Ну, как мы себя чувствуем? Голова не болит?». Голова уже не болела, мне было легко и хорошо. Она взглянула на акушерку и та тут же измерила мне давление. «160 на 90», - шепотом произнесла она. «Да-с… ну что ж… делать нечего». Она вышла и вернулась через пару минут с какой-то длинной жутковатой железякой, похожей на половину длиннющих ножниц. Присела на кровать и стала мне объяснять, что у них нет иного выбора в данной ситуации кроме как вскрытие пузыря… Проколола пузырь и стала буквально выдавливать из меня воды; я вскрикнула от неожиданной сильной боли, вышла первая порция вод, врач побледнела: «Боже! Терпи деточка, потерпи. Лялечке плохо, лялечке очень плохо! Потерпи, милая». Моей лялечке плохо! Не может быть! Только не с нами! У нас же идеальная беременность! Конечно, я терпела…

Затем мне на живот прикрепили какой-то ремень, и я стала слушать сердечко моей крохи. Акушерка, закреплявшая этот агрегат, увидев мои воды, вздрогнула: «ОГО!». Тут уж я решила посмотреть… Я слышала, что воды отходят бесцветные, розовые, при переношенной беременности – зеленоватые, но чтобы такие – почти черные…

Потом пришел анестезиолог: «Ну-с, голубчик, кесарить тебя будем». «Я догадалась». «Как?». «Вы ж – анестезиолог». «Ага, смотри-ка, какая догадливая!», - и снова ушел. Потом пришел врач, забиравший меня из патологии: «Ты в курсе, что ты у нас кандидат № 1 на кесарево сегодня?». «Ага». «А откуда ты знаешь?», - он пытался шутить. «Анестезиолог приходил – приценивался». «Ах, он какой! Заложил-таки!». Повеселело…

Настал пересменок. Новая акушерка, увидев у меня компот, ухмыльнулась и быстренько поменяла его на воду, потом спросила не надо ли кому сообщить, вызвать может быть… Конечно, надо! Необходимо. Мужа. Я дала ей № телефона, и она побежала звонить. Вернулась через пять минут и сказала, что никто не отвечает. Я поняла – муж дрыхнет и, как всегда, выключил телефон, - и забеспокоилась, но акушерка пообещала, что дозвонится. Она пробовала каждые полчаса – безрезультатно. Папа крепко спал.

Ко мне вошли сразу все врачи новой смены. Один, похожий на Розенбаума (далее Р), сел меня осматривать: «Животик болит? Не болит? Хорошо». Тут появился зав патологии, взглянул на Р., на меня и твердо сказал: «У нее широкий таз, плод некрупный – я не дам ее кесарить!». «А и не надо! Сама справится – это ж очевидно. И чего они… кесарить, кесарить… перебьются! Ну-с, животик заболит – сообщи криком», - он улыбнулся. И все ушли. Но животик так и не болел. Я определяла схватки лишь по учащающемуся сердцебиению ребенка. Видимо все болезненные схватки «вышли» за предыдущий месяц. Р. регулярно заглядывал ко мне со своим: «Животик болит? Не болит? Хорошо», акушерка следила за моей капельницей и водой в чашке, регулярно добавляя и то и другое, болтала со мной, помогала мне встать, чтобы походить в обнимку с капельницей или размяться. Из других боксов регулярно слышались жуткие крики и причитание, я думала: «Господи, неужто и я буду так орать?». Мою акушерку иногда выдергивали кого-то принимать, и тогда я слышала совсем другие звуки: «Ну… давай, давай, давай… все!», - и тут же: «Уа-уа-уа». И тогда я думала: «Ну, надо же, как быстро это у них получается! И стоило так вопить, чтобы потом родить за минуту!». После этого акушерка появлялась в новых штанах, почему-то…

Схватки все же были – две. Последние. На одной Р. решил меня осмотреть, я от боли непроизвольно оттолкнула его ногой, он «обиделся» и ушел. И наступило часовое затишье. «Что, все? - думала я, - я опять не рожаю? Где схватки? Почему потуг нет?». Акушерка убежала принимать очередного малыша, даже спросить не у кого было, что происходит. И тут началось! Дикое желание тужиться. Мне все время казалось, что я хочу, пардон, по-большому. Акушерка вернулась, сказала, что я – последняя и на мое требование дать утку успокоила, что это лишь потуга. Я еще какое-то время настаивала – клизму ведь мне не делали, так что я вполне могу, - она попросила повернуться попой и снова подтвердила - потуга… «Тогда я хочу тужиться», - заявила я. «Подожди, пока врач разрешит». Потуги шли одна за другой, акушерка посмотрела на меня «в процессе» и сказала: «Этим-то и плохи стимуляторы - они передышки не дают, по-хорошему между потугами интервал 2-3 минуты, а у тебя они идут одна за другой, даже воздуха глотнуть не успеваешь». С этими словами она подошла ко мне вплотную и скомандовала: «Давай так, поворачивайся на бочок и когда потуга начнется, скажи «Сейчас», - я тебе спину массировать буду». Так и поступили. Но через пять таких заходов я уже не могла сдерживаться: «Хочу тужиться!», - снова заскрипела я. «Подожди, сейчас врач придет». «Ну и где ваш чертов врач!?», - завопила я и в эту секунду в бокс, натягивая перчатку, вошел ОН – зав отделением патологии. Надо заметить, что родить у НЕГО было мечтой каждой девочки в роддоме – ОН – лучший! ОН даже трогать меня не стал, только взглянул «туда» и скомандовал: «Перекладывайте!», - и вышел. В бокс вошли еще две акушерки, и тут я поняла, почему Лена (так звали мою акушерку) была то в синих, то в белых штанах – их было две! Две очень похожих Лены. Вместе они переложили меня на кресло. Я сразу попросила поднять мне спину и усадить поудобнее. Меня посадили практически на корточки. Акушерки начали облачаться, и мне впервые стало жутковато… даже холодок по спине. Облачились, «построились» и распределили обязанности. Снова появился ОН. Встал напротив и стал наблюдать.

-Она тужится, - сообщил ОН акушеркам.
-Нет, не тужусь, - ответила я.
-Нет, тужишься.
-Нет, не тужусь.
-Ну, я же вижу, что ты тужишься!
-Но я же чувствую, что не тужусь!
-Так, - ОН подошел ближе, надел перчатки, - когда ТЫ ПОЧУВСТВУЕШЬ, что тужишься, толкай ребенка к выходу. Только лицо не напрягай - тужься животом…
-Уже! – рявкнула я. Но потуга прошла так скоро, что я не успела напрячься, и, почему-то, стала сжимать ноги.
-Еще раз. Держите ей ноги, чтоб не зажималась, - спокойно сказал ОН акушеркам.

Те «перестроились» - две держали ноги, и одна встала около врача. Началось. Я вцепилась в ручки кресла изо всех сил, снова рявкнула: «Уже!», - и напряглась. Послышалось подбадривающее и такое привычное: «Давай, давай, давай!», мне показалось, что все кончилось, и я хотела расслабиться, но акушерки хором добавили: «Еще!», - я снова натужилась и тут же: «Все!».

Что-то булькнуло у меня между ног, живот сдулся, дышать стало легко, и я услышала: «Ль-ль-ль-ля-а-а» - первый крик моей малышки. Почему «ЛЯ»?

«Кто?» спросила я акушерку справа от себя. «Подожди, не видно», - ответила она. «Как не видно? Опять не видно? Почему не видно?» - думала я расстроено. «Да девочка у тебя! Хорошенькая-а! С ямочкой на левой щеке», - сказала акушерка слева. И я заплакала. Потом перерезали отпульсировавшую пуповину, вышла плацента, измерили давление – 110 на 70. Я схватила ЕГО за руку и притянула к себе обниматься…

Ксения весенняя родилась 12 апреля 2002 года в 17:30 ростом 51 см, весом 3550 гр., переношенной на неделю, и с гипоксией, как сказала неонатолог.

В тот же день в 18:00 наш папа, благополучно проспавший роды приперся меня навестить в патологии (обещал прийти в 16:00, не позже!), а его поздравили с рождением дочери. Говорят, онемел. Ждал-то, что меня только 15-го простимулируют…

Девочку мне отдали наутро - ночь она провела в интенсивной терапии. Я, наконец, разглядела хорошенькую девочку с ямочкой на левой щеке. У нее сильно шелушилась кожица, а между пальчиков и за ушками был меконий. Ее не мыли, просто обтерли от крови, но смазки на ней почти не было – переношена ведь.

Позже врачи объясняли мне, что давление у меня поднялось из-за интоксикации меконием. Почему схватки тянулись месяц, а раскрытия не было – неясно… Ясно одно – хорошо, что я рожала в роддоме. И, может быть, хорошо, что именно в этом роддоме!

P.S. Я всегда мечтала о доченьке. Такой же рыженькой и сероглазой, как и я. Все вокруг пророчили и ждали от меня мальчика. Не рыжего. Бог пошел на компромисс: я родила девочку, но не рыженькую, а блондинку с голубыми глазами…